— Подумаешь, погулять вышла, а ты уж сразу — неадекватна, — встала на защиту Гули сердобольная Софья.
— Ее, между прочим, в палате запирают, мне об этом сам врач говорил, кстати, только ее, остальные имеют свободу передвижения… А она нет! Значит, психиатр считает, что она опасна!
— Так как же она смогла по зарослям шарахаться, если ее запирают?
— Сбегает! Вопрос — зачем? … Черт, она нас увидела! — Катя подобрала свою пляжную сумку. — Я побегу, обо всем расскажу за обедом!
И она унеслась, пригибая голову почти к земле. Ни дать, ни взять, американский морской пехотинец!
Гуля, нерешительно постояв на месте, развернулась, после чего скрылась за пирсом.
— И что ты об этом думаешь? — взволнованно выпалила Сонька. — Этого Васю призраки украли?
— Хватит глупости говорить!
— Почему глупости? Если инопланетяне людей похищают, почему не делать это призракам?
— Даже думать обо всем этом не хочу, — отбрила я подружку. — Пропал мужик, и пропал, не наша забота.
— Леля, я тебя не узнаю! — притворно удивилась Сонька. — Раньше тебя все тайны волновали! И ты считала их разгадку своей заботой. Что же с тобой теперь произошло?
— Если ты помнишь, я поклялась Колюне больше ни в одно расследование не впутываться…
— А он не узнает! — Она молитвенно сложила руки. — Клянусь, молчать даже под пыткой!
— Отстань!
— Ну, Леля! Неужели тебе не интересно, что на самом деле случилось с Леной и Васей?
— Совершенно не интересно, — очень умело соврала я. — Я хочу спокойно отдохнуть, не впутываясь ни в какие расследования, тем более, ни к чему хорошему они не приводят… — Я хмуро глянула на часы. — Кстати, мне пора на обед чапать.
— Разве? — Сонька сверилась со своими «курантами». — Куда так рано? Можно еще двадцать пять минут загорать. Давай полежим.
— Ты лежи, а мне пора.
— Но еще двенадцати нет, а у вас обед в час, — запротестовала она.
— После двенадцати загорать вредно! Я пойду в корпус, приму душ, а ты можешь еще полежать, только отползи под навес, иначе обгоришь…
— Катись в свой корпус, а меня не учи! — выпалила Сонька и демонстративно подставила солнцу свое не очень загорелое пузо.
Я сокрушенно покачала головой и, как было велено, покатилась в корпус.
Я была в номере одна — Эмма еще не вернулась с очередных процедур. Вообще в здании стояла непривычная тишина, никто не носился по коридорам, ни шумел в комнатах, ни щелкал кнопками телевизора в фойе. Все либо лечились, либо загорали — в двенадцать часов дня мало кто находился в корпусе.
Я лежала на кровати, намазывая тело увлажняющим кремом. Как я ни старалась загорать аккуратно, все равно умудрилась немного подпалиться. Надеюсь, облезания удастся избежать. Нос, правда, станет сизым, плечи кирпичными, но я это переживу, главное, чтобы не облупилась грудь. Дело в том, что у меня один раз она так обгорела, что кожа с нее слазила пластами, оставляя под собой кровавые борозды, которые потом превращались в мерзкие болячки. Я помню, как это было больно и некрасиво.
Я отложила тюбик с кремом, встала, подошла к зеркалу. За каких-то пару дней я умудрилась скинуть килограммчик, полтора, по этому тело стало поджарым (эти полтора килограмма вечно оседают на боках), а из-за загара оно казалось еще стройнее, зато лицо выглядело намного хуже — нос пламенел, глаза от недосыпания покраснели, ввалились, на щеках появились какие-то глупые веснушки. Я уж не говорю о волосах, они торчали в разные стороны, словно куски пакли. И при этом выглядела я очень неплохо. По истине, ничегонеделание идет женщине на пользу.
Я протерла лицо тоником, взяла в руки расческу — надо же эти космы приводить в порядок — и направилась к балкону, но вдруг до меня донеслись какие-то странные звуки… Топот… Шарканье… Потом что-то упало. Звук был глухой, отдаленный…
Где это? За стенкой… Пожалей, нет. Надо мной? Я прислушалась, похоже, что надо мной, но не совсем…
Я сделала шаг к балконной двери. Она была распахнута, так что я видела свою лоджию и кусок голубого южного неба.
— Спасите… — раздался чей-то сдавленный шепот, создавалось впечатление, что тот, кто просил помощи, не мог крикнуть громче, потому что некто зажал ему горло. — На помощь…
Я шагнула еще раз — балкон был уже в метре от меня.
— Нет! — так же сипло, но более громко проговорил кто-то. — Нет!
Я выбежала на балкон. Задрала голову — определенно шум шел сверху, похоже, из Катиного номера. Солнце слепило глаза, но я смогла разглядеть… Катино лицо (?). Оно было очень близко, очень, очень близко… И только спустя несколько мгновения я поняла, что Катя висит вниз головой… нет… свешивается на полкорпуса… Ее лицо налилось кровью, волосы вздыбились, руки вцепились в нижний край балкона…
Я встретилась с ней глазами. Мои карие и ее бледно голубые… Мои удивленные, ее испуганные…
Вдруг толчок. Будто кто-то невидимый подпихнул Катю к пропасти… Она охнула, еще крепче вцепилась в железные прутья балконного ограждения… А через какое-то мгновение ее тело как бы вылетело из-за бортика лоджии, перекувыркнулось, шмякнулось о него…
Хрустнули кости рук…
Я инстинктивно отшатнулась — таким оглушительным мне показался этот звук.
Какую-то секунду она висела, чудом удерживаясь на перебитых руках. И смотрела на меня. Ее лицо ничего не выражало, оно было как мертвое, даже глаза были пустыми, стеклянными. На нем жил только рот — он открывался, и с побелевших губ слетали слова:
— Женщина… Это женщина, — прохрипела Катя. — Я видела…
В тот же миг ее пальцы разжались…